Мы постоянно слышим о неравноправных отношениях торговых сетей и аграрных производителей. Примеров масса. Пока все сломя голову ищут подорожавшие продукты и потерянное в упаковках яйцо, мы потихоньку начинаем забывать, сколько в прошлом году потеряли или начали терять замечательных сельскохозяйственных предприятий.
Что происходит в отношениях между производителями продовольствия и торговыми сетями, почему некоторые предприятия закрываются? Эти и другие вопросы обсудили в ходе беседы издатель портала «Крестьянские ведомости», ведущий программы «Аграрная политика» Общественного телевидения России, доцент Тимирязевской академии Игорь АБАКУМОВ и председатель Комитета Торгово-промышленной палаты по развитию потребительского рынка Александр БОРИСОВ.
— Александр Иванович, очень много предприятий у нас закрывается — тихо, долго, мучительно. Причем очень известные, крупные предприятия — «Евродон», «Мортадель», ферма Каракай из Ставропольского края. У них у всех одна проблема, которая начинается либо с менеджмента, либо со сбыта, либо это все одно и то же. Как вы считаете, есть какие-то общие у них причины?
— Ну так же, как счастливые семьи счастливы одинаково, а несчастные по-разному, так и в бизнесе причин может быть очень много, они могут быть разными, и в то же время есть нечто общее. Начну с того, что, если я не ошибаюсь, по данным налоговой службы, в прошлом году закрылось 250 тысяч предприятий.
— Это же сколько рабочих мест?
— Разного масштаба, по разным причинам, значительная часть из них просто статистически не сдавали отчетность и их убрали, но цифры сами по себе достаточно большие. При этом создано было где-то 350, это я на память…
— То есть рост не так велик.
— Но вот что касается сельскохозяйственных предприятий, они не на первом месте по закрытию, на первом месте строительство, на втором сразу же, примерно в таких же масштабах — торговые предприятия. Я это веду к тому, что очень часто сельхозпроизводители во всех своих бедах винят торговлю, но далеко не всегда эти упреки объективны. Мы забываем о том, что 20 с лишним лет назад мы сделали свой выбор, перешли в другую социально-экономическую формацию, сейчас мы живем в условиях рыночной экономики или, грубо скажем, капитализма с разными приставками.
— Осторожно скажем, еще пока не капитализм.
— Да, государственный капитализм… На самом деле рынок у нас еще до конца не сформирован, очень многие проблемы рождаются именно потому, что далеко не все процессы еще завершены.
— Сращивание капитала и власти? Капитализм себя изжил, а рыночной экономики не существует? Административный ресурс – это правда?
— При всем обострении некоторых выражений есть и здравый смысл. Возвращаясь к началу разговора о банкротстве сельхозпредприятий, напомню, что сейчас монополизма сетей нет.
Доля сетевой торговли в общем торговом обороте страны всего 30%, в продовольственном сегменте доля выше, примерно 50%, которые поровну между собой делят федеральные и региональные сети. Но это узкое горлышко, поэтому войти в него всем сразу очень сложно, вот откуда жесткие требования сетей к стандартам, которые установлены, которые отработаны годами, которые зарекомендовали себя в международной практике, и менять их в угоду какому-то отдельному предпринимателю просто невозможно.
Например, «Мортадель». Компания стала жертвой нескольких обстоятельств. Первое – это то, что конкуренция жестко обостряется. За годы, которые она работает, другие игроки рынка («Черкизово», «Мираторг», «Приосколье», «Прогресс», «Агрокомплекс имени Ткачева», «Продо» и ряд других, первая десятка производителей), резко рванули вперед, обновили свои производства.
— На «Мортадели» производство-то с иголочки.
— Там, где у Агурбаш было 1,5 тысячи занято, на других предприятиях в крупнейших цехах работает 3-5 человек. Понимаете, насколько велика разница, совершенно другая эффективность? Это первая конкуренция, и боюсь, что это не учитывалось.
Вторая проблема – это уровень корпоративного управления. Я отслеживал ход событий с «Мортаделью», все меры там принимались уже под давлением событий. Современный бизнесмен должен события опережать; если надо — увольнять людей, перестраивать, автоматизировать производство, это надо делать раньше, чем у тебя возникнут проблемы. Я понимаю, что мне скажут: легко давать советы.
— Легко давать советы, да.
— Но ведь проблема заключается как раз в том, что ты должен знать, что делают твои конкуренты, и опережать их или хотя бы не отставать.
И последний, третий момент, о котором хотел бы сказать, – это общие условия хозяйствования в стране, когда давление административных органов, силовых органов, фискальных органов настолько велико на бизнес в целом, что, если у тебя нет административного ресурса, если ты не работаешь с госзаказом на уровне муниципалитета, региона или федерального уровня, если ты не экспортируешь ресурсы природные…
— Если ты не модный нынче экспортер…
— Да, то получается, что ты работаешь практически с нулевой прибылью. Это одна из самых главных проблем, почему такое огромное количество закрытий сейчас. Мне кажется, надо все-таки больше предпринимателям объединяться в союзы, вступать в отраслевые ассоциации. К сожалению, я слышал выступление госпожи Агурбаш в Совете Федерации: она эмоциональна…
— Но ведь она документально подтверждает, что такие цифры ей делают, 200-220%.
— Во-первых, многое из того, что она говорила, относилось к предыдущим периодам, когда не действовали еще поправки в закон и когда не начали действовать формы саморегулирования. Вот коллеги несколько лет назад избрали меня председателем Межотраслевого экспертного совета, который объединил все ведущие ассоциации и союзы производителей и торговых сетей, скажем так, розничной торговли, все крупнейшие федеральные и региональные сети, недавно к нам присоединилась еще ассоциация малоформатной торговли. С другой стороны, мясной, рыбный, молочный, вода, пиво и так далее, основные производители все здесь. Мы стремимся к тому, чтобы не допускать таких перекосов, о которых она говорит, и ассоциативное влияние на членов своих помогает нам бороться с перехлестами. Кстати говоря, этот четвертый (я не буду называть название компании, название торговой сети, это четвертая торговая сеть) в последнее время по отзывам крупнейших производителей и поставщиков радикально изменила свое поведение и вот таких вещей больше не допускает.
— То есть все-таки вода камень точит?
— Да, и мы пытаемся добиться того, чтобы не народные депутаты вмешивались в функционирование хозяйствующих механизмов, а, чтобы саморегулирование самих хозяйствующих субъектов не позволяло чувствовать несправедливость происходящего, особенно в условиях, когда пятый год идет падение реальных доходов населения.
Это, кстати, еще один фактор, который тоже, судя по всему, не был учтен, потому что в этих условиях как раз необходимо всем производителям, всем поставщикам стараться наладить эффективный и равноправный диалог с торговлей, потому что только так можно выжить, только так можно следовать меняющимся запросам потребителя. А они меняются не только потому, что доходы падают, но и потому что появляется совершенно новая категория покупателей.
— С другими запросами.
— С другими подходами. В ближайшие годы вообще очень многие отношения производителей, поставщиков и потребителей будут меняться непредсказуемым образом. Количество и производителей, и торговых сетей, которые не почувствуют этого… Почему я все время призываю всех участников рынка активнее участвовать в ассоциативной работе? Потому что совместными усилиями, программами вы быстрее поймете, что вас ожидает в ближайшее время, и сможете активнее реагировать на изменения, предупреждать собственное банкротство.
— То есть нужно слушать не только себя, но и других?
— Конечно. Контрагентов особенно.
— Александр Иванович, у меня в этой связи вопрос. Вот мы видим предприятие с иголочки, пусть оно немножко, может быть, и устаревшее по сравнению с конкурентами, но оно работоспособное. Мы видим предприятие «Евродон», которое, может быть, чуть-чуть по другим причинам, но тоже близко к краху. Мы видим другие предприятия. Что с этим делать? Бросить их? Понимаете, есть такая очень удобная позиция у наших чиновников, она очень распространена, что это спор хозяйствующих субъектов, нечего туда влезать, пусть все в судах решают. Мне кажется, ничего подобного: чем больше предприятие, тем больше этот вопрос относится к сфере политики, потому что он занимает очень большое количество людей, прежде всего людей, которые там работают, это десятки и тысячи людей, во-вторых, это поставщики.
— Не могу не разделять ваше отношение к тому, что нельзя бросать. Но мне даже неловко… Я начал с того, что мы забываем о том, что мы в другой социально-экономической формации живем. Рынок жесток, рынок отбирает и оставляет работать только жизнеспособных, только лучших, только тех, кто сам не испытывает жалости к конкурентам. Нам хочется, чтобы была справедливость, а в рынке справедливости нет.
— А регулирующая функция государства? Я сейчас применю контрприем. Предположим, я занимаюсь производством фальсификата, очень вкусного, очень красивого, но не имеющего отношения ни к молоку, ни к мясу, ничего такого там нет, хотя я называю это мясом и молоком. Это жесткость рынка, или все-таки я должен получить по шее от государства?
— Это разные вещи. Контрольно-надзорные функции государство должно безжалостно осуществлять. Но, к сожалению, у нас сложилась такая ситуация, что и в этом отношении пока трансформация до конца не осуществлена. Вот мы идем сейчас по пути цифровой маркировки, к 2024 году весь потребительский рынок, все виды продукции, которые будут обращаться на нем, будут маркироваться.
— Очень сложный вопрос для сельского хозяйства, потому что мы до сих пор в большинстве деревень не знаем, что такое широкополосный Интернет, начнем с этого. Как вы будете передавать данные, хотел бы я знать? – на лошадях, что ли? Надо же сначала, чтобы технологии догнали сельское хозяйство.
— Все задачи будут выполняться, в той или иной степени. Понятно, по техническим причинам разные регионы в разное время к этому будут подходить. Но все равно подойдут.